Маша Анимия: «Не было такого, что я сидела на розовом диване, а потом надо резко туда, где бомбят»

Эта публикация продолжает мини-цикл о беларуских волонтерах и активистах, которые по-прежнему остаются в Украине и помогают ей во время полномасштабной войны.

Маша — художница, и до 2020 года не интересовалась политикой. Но во время выборов не могла остаться в стороне: участвовала в акциях, волонтерила в лагере на Окрестина. Осенью после обыска в квартире ей пришлось экстренно уехать в Литву. 

— Тогда была еще эта вся ковидная история, — вспоминает Маша. — Поэтому я благополучно отсидела свой карантин в отеле, а потом пришла в офис BYSOL и сказала: «Всем привет, я буду работать с вами». Я поняла, что не готова выстраивать свою жизнь вне контекста Беларуси, и важно было присоединиться к самой работающей инициативе. Собственно, с тех пор я здесь.

Сначала девушка занималась направлением, связанным с поддержкой активистов в Беларуси. После начала войны переключилась на помощь беларуским добровольцам — стала организовывать сборы, закупки, логистику и доставку необходимых вещей на фронт. В Украине это обычная практика: гражданские помогают военным чем могут, поскольку государство не всегда справляется с нагрузкой по обеспечению армии.

Такая работа важна еще потому, что нет системных программ поддержки иностранных военных, объясняет собеседница «Салідарнасці»:

— Крупные фонды и организации немного боятся работать с добровольцами. Им это непонятно, ведь это люди, которые участвуют в вооруженном конфликте. Поэтому вся помощь им собирается «на коленках» — экипировка, амуниция, средства защиты, машины.

Мы как фонд не покупаем оружие. Мы покупаем только то, что может им помочь защититься. И все, что связано с медициной и транспортом. Еще стараемся находить сотрудничества. Например, по части экипировки очень много возможностей есть в Литве. Пока я там жила, у меня появилось много контактов — теперь могу находить дополнительные поставки.

В Литве было больше стресса, чем в Украине

Около года тому назад Маша переехала из Вильнюса в Киев. По ее словам, это был «естественный процесс». Перед этим был период, когда она жила на две страны — часто ездила в Украину:

— Было уже непонятно, где я. Месяц там, месяц тут. 

Страха переезжать в воюющую страну не было, говорит Маша, потому что «ко всему адаптируешься»:

— Не было такого, что я сидела на розовом диване, а потом надо резко туда, где бомбят. Для меня было больше стресса, когда я переехала из Беларуси в Литву, потому что я ничего не знала, у меня ничего там не было. Я в Литве до этого даже и не была никогда. Вот это был стресс. А здесь, в Украине, быстрее и проще делать то, что я делаю.

Маша подчеркивает, что для нее «намного ближе ментально и эта страна, и люди». 

— Даже прожив четыре года в Литве, ты все равно не можешь полностью адаптироваться в местный социум, потому что для этого нужно хорошо знать язык, а выучить его сложно. Нужно погружаться в их повестку. А здесь для меня суперпонятная повестка.

«Если у ребят появились носилки — я уже сделала много»

Кроме работы в BYSOL Маша волонтерит в общественном объединении «Пагоня»: также помогает с организацией поставок для военных, не только для беларусов.

— Мне кажется, когда ты хоть одной ногой погружаешься в эту тему, то уже невозможно оставаться в стороне. Тут ты не сильно различаешь, беларус или украинец, — говорит собеседница «Салідарнасці».

Бывает, что военные обращаются за помощью и напрямую, а не через организации. После успешных кейсов, по словам Маши, начинает работать «сарафанное радио»:

— Я, по сути, выступаю как сводник. Кому-то нужны перчатки, кому-то аптечки. Недавно был запрос от ребят, которые сидели в учебке. Там принесли вирус, все заболели. И искали, кто помог бы достать хотя бы элементарные лекарства от простуды. А я понимаю, что вчера общалась с человеком, который занимается медициной. Со временем накапливается много таких полезных контактов.

Сеть контактов, отмечает Маша, это не только люди, у которых можно что-то взять, но еще и те, кому требуется помощь:

— Получается, ты постоянно находишься в каких-то коммуникациях. Люди что-то просят — надо походить, «поколядовать», как я это называю, найти. Я включаюсь [помимо работы в организациях] как самостоятельный волонтер в запросы для знакомых или в те истории, которые могу потянуть.

В нашей тусовке есть такое внутреннее ощущение и отношение: если я могу что-то сделать, то буду делать. От каких-то мелочей до большого дрона.

Если ребята перестали болеть, например, то я уже сделала много. Или у них появились носилки. Это значит, что они понесут кого-то не на руках.

«Когда слышу слово «устали», мне хочется кому-то сделать больно»

— Многие люди и медиа часто рассуждают, устали ли мы от темы репрессий, войны, добровольцев. Или, например, кто-то говорит: «Мы не будем брать ваш сбор, мы уже устали».

Когда я слышу слово «устали», мне хочется кому-то сделать больно. Я думаю: а тем людям что делать? В Беларуси все еще сидят политзаключенные. И в Украине ничего не закончилось. 

То, что есть снижение отклика, это факт. И здесь для меня, для BYSOL иногда грустная история. Если говорить именно о добровольцах, они непубличные. И поэтому каждый второй сбор выглядит примерно так: «Я беларуский доброволец, я вам не скажу, где я служу, у меня скрыто лицо, но мне нужна машина».

И таких сборов 10 штук подряд. Потому что все они служат в разных подразделениях, и им реально нужны эти машины. Но как презентовать это для публики? Как объяснить, что надо задонатить и на этот сбор, и на этот? Вот это сложно. Приходится как-то выкручиваться. Но, с другой стороны, любопытно: начинаешь пробовать новые подходы.

Маша приводит пример: для одного из таких сборов, чтобы привлечь внимание к видео, добровольцев посадили прямо в поле на стулья. И они, с измененными голосами и заретушированными лицами, объясняли, что без машины так и будут сидеть в этом месте, пока по ним что-нибудь не прилетит. 

— Иногда креативные месседжи срабатывают, иногда нет, сложно с этим. Поэтому каждый день приходится что-то придумывать, объяснять людям, что война не закончилась, что здесь не только полк Калиновского.

Это вызов, с которым надо постоянно работать. И это то, что будет очень важной задачей в дальнейшем — думать, как продолжать удерживать внимание, привлекать солидарность. Особенно в вопросах реабилитации и ресоциализации беларусов, которые участвовали в войне, — говорит собеседница.

«Я не могу сесть на диван и сказать: все, я выгорела»

Беларуска признается, что вопросы BYSOL и волонтерство занимают почти все ее время. Но, по ее словам, она не чувствует выгорания, поскольку не относится к тому, что делает, как к работе:

— Нет такого, что я пришла с восьми до пяти — а потом выключаю компьютер и всем пока. Это скорее как образ жизни. Ты окружаешь себя такими людьми, похожими темами, вы друг друга поддерживаете, помогаете что-то искать, находить. И от этого, конечно, эмоции идут вверх. Когда я вижу, что что-то полезное сделала, думаю: бляха, надо же еще больше!

Маша рассказывает, что ее сильно мотивировал один случай, который произошел прошлым летом. Она решилась пойти в госпиталь, где военные, в том числе беларусы, проходят реабилитацию, чтобы пообщаться и таким образом их поддержать:

— Стремно ли мне было? Конечно. Я думала: а вдруг кто-то отнесется с негативом. Или, как это часто бывает, когда ты работаешь в помогающей организации: «А где вы были раньше? Почему вы мне не помогли?» Ну или что-то еще. В общем, было немножко страшно. 

Помню, открываются двери палаты, там стоит коляска и спиной сидит парень. Я думаю: «Б***, тут с ампутациями!» Это всегда сложнее. И тут он разворачивается и такой: «Привет!»

Я думала, он меня с кем-то перепутал. А оказалось, что в 2020-м он обращался в BYSOL как активист протестного чата, и тогда мы им помогли. А сейчас вот он прослужил полтора года, попал в очень жесткую историю и ему ампутировали ногу. 

И вот он мне говорит: «Пошли на улицу, покурим». Мы выезжаем. И он: «Слушай, давай я тут возле стены припаркую коляску, сползу на пол, чтобы тебе было удобнее, садись посиди».

И я думаю: ну какое «устали»? Ну как я могу пойти, сесть на диван и сказать: все, я выгорела! Ну что это за прикол такой? Поэтому в моем мировоззрении это вообще не случается ни на секунду.

Бюрократическая машина медленно, но едет

— Как в Украине относятся к беларусам? Это для меня тема, над которой я часто думаю, рефлексирую. Потому что есть беларусы, которые тоже живут в Украине и которых я иногда встречаю на страницах медиа. И когда я слышу [от них], что здесь все считают нас соагрессорами, что невозможно сделать то, это, пятое, десятое — я думаю, что мы в каких-то параллельных Украинах, наверное, живем.

Потому что я лично ни разу — вот ни разу вообще — не сталкивалась с чем-то подобным. Нигде не видела ксенофобии или прессинга. 

Единственное, где различаются украинец и беларус, это, конечно, когда начинаются вопросы с легализацией, банками и так далее. Например, контракт дает право беларуским добровольцам находиться в Украине без ВНЖ. Как только они уходят с контракта, есть небольшой период времени, чтобы легализоваться и продолжить здесь жить.

По словам собеседницы «Салідарнасці», эти проблемы пытаются решить различные инициативные группы — готовят обращения, разговаривают с властями:

— Мы и сами таким занимается. Например, недавно делали перевод одному парню от BYSOL на покупку машины для подразделения, и эти средства заблокировали. Потому что он беларус, а беларусам нельзя даже от европейского фонда ничего получить (а BYSOL зарегистрирован в Литве).

И сейчас несколько человек помогают нам [с этим кейсом] на волонтерской основе — пишем письма в банк, объясняем ситуацию, почему это важно. И когда такие процессы происходят во многих сферах, то это приводит к позитивным изменениям.

Понятное дело, здесь есть бюрократическая машина, которая тоже едет не очень быстро, но тем не менее она едет. Я вижу, что за последние полтора года многое начинает двигаться.