«Без свидетельства об окончании школы я не могу ни учиться, ни устроиться на работу»

Кирилл Балахонов — один из 13 бывших политзаключенных, которых освободили 21 июня и выдворили из страны. Ему 21 год. В настоящее время среди всех, насильно вывезенных из Беларуси политзаключенных, он самый молодой.

Известно, что своих узников режим выдворяет с минимум документов, а то и вовсе без них. Кроме этого, оказавшихся за границей людей лишают всех законных прав — от получения заслуженных аттестатов и дипломов до получения заработанной пенсии.

Кирилл Балахонов на воле в Литве столкнулся с проблемой продолжения образования. В Беларуси до ареста он окончил 9 классов средней школы и 3 курса Гомельского машиностроительного колледжа, в котором учился на техника.

«Таким образом нарушаются мои законные права на возможность продолжения образования и дальнейшего трудоустройства»

— Меня задержали на 4 курсе и, соответственно, отчислили, — рассказывает «Салідарнасці» Кирилл. — После более 2,5 лет заключения я увидел, как невероятно быстро развиваются технологии.

Мне очень хочется попробовать себя в IT. Вообще, я хочу продолжить образование, однако из тюрьмы меня вывезли только с паспортом. Никаких других документов забрать не дали. Но я знаю, что некоторым даже паспорт не отдали.

Однако для продолжения обучения мне нужен еще какой-то документ о моем образовании. У меня есть аттестат об окончании базовой школы, также я закончил 3 курса колледжа.

На свободе я оказался как раз накануне вступительной кампании. Узнал, что интересующие меня специальности есть в ЕГУ, а также в чешских и польских учебных заведениях.

Но куда ни отправлял запросы, везде просят предоставить аттестат, хотя бы его фото.

Родные Кирилла ездили в колледж и просили отдать им его аттестат и справку об окончании трех курсов. Получив отказ, они просили директора разрешить хотя бы сфотографировать документы. Также молодой человек просил о содействии бывшего куратора своей группы. Однако в колледже всем отвечали одинаково: документы Кирилл может забрать только лично.  

— Но я не могу приехать в страну, — объясняет Кирилл. — Меня оттуда насильно вывезли. А теперь, очевидно, возбудили новое уголовное дело.

В Беларуси домой разыскивать меня приходили из военкомата, из уголовного розыска, почему-то приходит проверять надзор, который осуществляют после освобождения за политзаключенными. После этого мои родные вообще перестали со мной общаться.

— Странно, что ни военкомат, ни надзорные органы не знают о вашем отсутствии.

— На самом деле, когда нас вывозили, мы на беларуской границе даже не останавливались. По факту, я все еще могу числиться находящимся в Беларуси, — полагает Кирилл.   

После отказа в выдаче документов молодой человек письменно обратился за разъяснениями в Главное управление образования Гомельского облисполкома.

В ответе чиновники, сославшись на то, что выдача документов об образовании регламентирована указом Лукашенко, заявили, что «предоставление сканов документов об образовании, об обучении действующим законодательством не предусмотрено».

— Вообще-то формулировка «не предусмотрено» не означает, что это запрещено. То есть, при желании они могли бы обосновать необходимость удовлетворить мою просьбу, — считает собеседник «Салідарнасці». — После этого я обратился с жалобой уже в само министерство образования. Написал, что, отказав мне в выдаче моих же документов, таким образом нарушаются мои законные права на возможность продолжения образования и дальнейшего трудоустройства.

Ответ из министерства поражает своей циничностью. Директор департамента контроля качества образования Рыбаключева упрекнула бывшего политзаключенного в том, что «по информации колледжа, после отчисления вы за получением справки об отчислении не явились, с заявлением о пересылке справки об обучении почтовым отправлением также не обращались».

И снова Кириллу посоветовали «для получения справки об обучении лично явиться в колледж, либо оформить доверенность на другое лицо, либо отправить в адрес колледжа письменное заявление о пересылке справки по указанному вами адресу в пределах РБ, подпись на котором должна быть засвидетельствована нотариусом».

— К сожалению, с родными, как сказал, мы больше месяца не общаемся, а чужого человека, проживающего в Беларуси, я не могу попросить оставить свой адрес, потому что не хочу создавать никому проблем.

Я уверен, что адрес и проживающих по нему проверят не только чиновники министерства. Выслать мне документы на литовский адрес они не хотят, хоть пересылка и за счет адресата, такой опции не предусмотрено.

Проблема в том, что без свидетельства об окончании школы я не могу ни учиться, ни устроиться на работу.

Есть вариант пойти учиться в литовскую вечернюю школу. Но там мало того, что нужно выучить язык, придется заново сдавать все экзамены за базовую и среднюю школу, которые я уже сдал, — говорит Кирилл.

«Все это мнимое всесилие на самом деле происходит от дефицита легитимности нынешней власти»

— Беларуский режим мстит своим оппонентам всеми способами и средствами, не гнушаясь даже тех методов, которые дискредитируют и государственные институты, и само государство, — считает зампредставителя ОПК по национальному возрождению образования и науки Андрей Лаврухин, которого «Салідарнасць» попросила прокомментировать ситуацию Кирилла Балахонова.

На самом деле проблемы с продолжением образования и трудоустройством из-за отсутствия необходимых документов возникают в эмиграции и у других бывших политзаключенных, а также у беларусов, вынужденных экстренно бежать из страны.

— С одной стороны, когда гражданам не выдают дипломы об окончании учреждения образования, они могут и вовсе задуматься, а стоит ли учиться в таком учреждении и получать это образование, если диплом могут не отдать, — рассуждает Андрей Лаврухин. — Потому что теперь, надо полагать, любой начальник может руководствоваться самой разной мотивацией — от так называемой «политической неблагонадежности» до просто какой-то личной антипатии.

И эта «коллективная деменция» эскалирует. Беларуские чиновники подобное считают проявлением всесилия государства. Как же — они могут делать все, что захотят.

Они не понимают, как это выглядит в глазах цивилизованного мира, в глазах тех стран, к признанию в которых так стремится их правитель.

Они отказываются от своих прямых обязательств, отказывают в просто человеческой просьбе сфотографировать документ.

Для демократически развитого мира это свидетельство failed state. Свидетельство институциональной дисфункциональности. А когда институты не могут работать, государство разрушается.

То, что они считают своим всесилием, на самом деле выглядит как слабость, вопиющие симптомы распада, уязвимости государства, которое недееспособно, не может нести ответственность, которое ничего не может сделать, кроме как опуститься до откровенной подлости.

Понятно, что все это мнимое всесилие на самом деле происходит от дефицита легитимности нынешней власти.

Не удивлюсь тому, что ситуацию усугубляет инициатива с мест. А на местах сейчас любят прогибаться с запасом, предварительно. Это сейчас такая форма карьерного роста.

В демократических странах, отмечает Лаврухин, достаточно сложно объяснить, что происходит, как чиновники могут позволить себе подобное поведение.

— В европейских государствах такое трудно себе представить. Еще страны Балтии и Польша немного знают об особенностях беларуского режима, но и они не понимают мотивации.

И вряд ли к европейским учреждениям мы можем предъявлять претензии, потому что их нельзя упрекать в нормальности. У них просто в голове не укладывается, как можно не отдавать человеку его же документы об образовании.

Они не обязаны входить во все детали и пытаться понять все причуды беларуского режима. Однако подобное продолжается уже не первый год.

И наша задача состоит в том, чтобы все-таки стараться разъяснять европейским коллегам, образовательным учреждениям вот эту нашу особую специфику, когда даже такие подлые и дискредитирующие само государство действия не просто возможны, а происходят уже много лет.

Мы пытаемся это доносить, чтобы они с пониманием относились к нашим ребятам. В этом и заключается наша миссия.

Не исключаю, что придется работать индивидуально по каждому кейсу, в том числе и Кирилла, буквально связываясь с конкретным учреждением образования.

— Вы сказали, что пытаетесь разговаривать европейскими учреждениями. А есть ли возможность разговаривать об этом с беларускими учреждениями?

— Они с нами не общаются. Мы для них вообще не субъекты. Я, например, человек, на которого заведено уголовное дело.

Но у нас, как сказал, есть возможность донести суть проблемы до европейских и учреждений образования, и дипломатов, и политических акторов на разных уровнях.

И я надеюсь, что среди них найдутся те, кого в беларуские власти все-таки считают авторитетом. 

— Но они ЕГУ признали «экстремистской организацией». Разве для них могут быть какие-то авторитеты в Европе?

— Признав ЕГУ «экстремистской организацией», они подошли к грани. Например, в польских ВУЗах учится не тысяча беларусов, как в ЕГУ, а 12 тысяч.

Значит, по их логике, и Варшавский университет, и все остальные, в которых учится такое большое количество беларусов, тоже нужно объявлять «экстремистами». Собственно, можно вообще все европейские университеты, где учатся беларусы, объявить.  

Но они же этого не делают. Значит, что-то их останавливает. Остатки здравого смысла?

Полагаю, что мы движемся в том направлении, чтобы консолидировано на всех уровнях объяснять западным партнерам, с кем они имеют дело.

Возможно, те акторы, которые ведут переговоры с беларуской стороной, не знают всех этих деталей. Им нужно подсказать.